Лаванда мирно лежала на облаке, окрашенном зарей в нежно-розовый цвет... Хотя здесь, вообще-то, был почти полдень. Но Лаванда твердо откуда-то знала, что это именно рассветное облако.
Было прохладно, влажно и мягко. Сколько Лаванда уже лежала вот так без движения, никто сказать не мог. Она рассматривала красно-голубое небо над головой и ни о чем не думала. Здесь это было как-то слишком легко...
А потом она почувствовала чье-то присутствие. Ой, у меня гость, надо же! - заулыбалась девушка со щенячьим восторгом. - От них одно беспокойство, - додумала она мрачно, встала и отправилась на поиски незнакомца, уверенно ступая по воздуху.
Совсем скоро Лаванда уже увидела его, непринужденно сидящего на краю облака, задумавшись о чем-то своем.
Лаванда помахала рукой, радостно улыбаясь, и направилась прямо к нему.

Лаванда подошла ближе, присела на ярко-оранжевое облачко рядом с незнакомцем и начала беззастенчиво его рассматривать. Гость был весь какой-то неправильный, нескладный, неловкий. Слишком худой и бледный, со слишком длинными руками и неправильной осанкой... Даже его длинные черные волосы казались чем-то неестественным, надуманным. А за спиной топорщились большие черные крылья, плотно обтянутые кожей, совсем как у летучей мыши.
Гость приветственно оскалился, но тоже как-то неловко, натянуто. Он не смотрел в глаза, и говорил будто бы из необходимости. Лаванде вдруг показалось, что он боится ее. Девушка сначала улыбнулась этой мысли, потом рассмеялась, а затем просто захохотала так, что из глаз брызнули слезы, не сдерживаясь, откинув голову назад и не в силах остановиться. Смех получился какой-то сумасшедший, злобный.
А потом он как-то неожиданно резко прервался и Лаванда окинула гостя ледяным взглядом, почти с ненавистью.
- Скучно? Нет, что ты. Не извольте беспокоиться, милорд.
Лаванда запустила руку в карман и отправила в рот ярко-зеленый леденец. Секунду подумав, она достала еще один, красный и дружелюбно предложила:
- Будешь?

Лаванда смотрела на красный леденец в своей руке с каким-то суеверным ужасом. Вернулся... - подумала она так, словно это было чем-то ужасающе-неправильным, невероятным. Леденец уже не принадлежал ей, уже был не таким, чужим, искуственным... Он неприятно жег ладонь, оставляя на ней ощущение предательства.
- Пре-да-тель-ство, - громко и с чувством проговорила она по слогам, проговорила так, что звук этого слова еще долго висел в воздухе, напоминая о злосчастном леденце.
Лаванда дотронулась до верхней поверхности леденца указательным пальцем, и тут же отдернула его, словно обожглась. Словно бы послушавшись, леденец неторопливо поднялся в воздух сантиметров на двадцать, потом остановился, задрожал и... бесшумно взорвался, разлетаясь в стороны тысячами брызг красной краски, не задев ни Лаванды, ни ее гостя.
- Пре-да-тель-ство, - Лаванда все еще смотрела в то место, где только что был леденец.
- Кто я такая? Что я собираюсь сделать? - безэмоционально повторила она за незнакомцем, после чего перевела мертвый взгляд фиолетовых глаз на него.
Лаванда склонила голову набок, зажмурилась и ... разрыдалась. Не было никакой причины, не было, собственно, и следствий, но это нисколько ей не мешало самозабвенно рыдать, уткнувшись лицом в колени и обхватив их руками. Это было очень странное, совершенно абсурдное зрелище. А где еще вы увидите девушку, рыдающую из-за леденца?
Истерика все не кончалась. В воздухе замерла абсолютная тишина, все природные звуки в одночасье отключились, оставив место только для рыданий, которые казались теперь необъяснимо громкими, торжественно-официальными. Совсем рядом сверкнула бесшумная молния и начался молчаливый ливень. Они, казалось, сочувствовали этому странному, совершенно незначительному горю.
В воздухе повисло настолько ощутимо-материальное напряжение, что, казалось, его можно было потрогать... Хотя в снах такого характера это, вероятно, было вполне возможно. Дождь окружил пару плотным кольцом, он был каким-то угрожающе-сильным, в нем было слишком много молний, а вода лилась сплошной стеной. Это было угроза. Незатейливая, предупреждающая, слабая, но все же угроза.

Ее рыдания резко прервались, рядом, совсем рядом, снова зазвучал дождь, но и он как будто стремился убраться подальше, исчезнуть. Она не слышала слов, не хотела слышать, и не видела его лица, потому что не хотела видеть. Лаванда быстро-быстро зашептала что-то, понятное только ей одной. Может быть, это было заклинание, а может, она просто вконец сошла с ума. Казалось, она просто страшно удивилась тому, что на ее глазах был сотворен леденец.
На ее лице уже не было слез, на джинсах не осталось мокрых пятен. Не осталось и воспоминаний о внезапной истерике. Лаванда протянула руку и дотронулась до леденца указательным пальцем. В этот момент казалось, что вся она, все ее существо потянулось к этому леденцу, как будто это был знак, как будто это было нечто очень-очень важное, ценное, памятное. Фиолетовые глаза широко распахнулись, будто она взирала на невероятное, величайшее чудо.
Леденец потемнел изнутри, и по его поверхности медленно расползлась фиолетовая окраска, в тон глазам Лаванды. А потом леденец вырвался из его пальцев и рассыпался на миллионы осколков, которые тут же мелким градом посыпались вниз на грешную землю.
Лаванда с каким-то невообразимым восхищением наблюдала за этим процессом, на лице ее застыла блаженная улыбка. Она даже несколько раз хлопнула в ладоши от переполняющего ее счастья и восторга. Умиротворение разливалось в воздухе вокруг нее сладким запахом лаванды. Когда последний осколок леденца скрылся далеко внизу, ее улыбка угасла. Она еще несколько секунд безучастно смотрела вниз, а потом, будто очнувшись от долгого страшного сна, вздрогнула и испуганно прошептала, глядя на незнакомца напротив:
- Кто ты?
Где-то справа раскат грома четко повторил за ней: "Кто ты?", вопрос многократно повторился эхом. Вся природа вокруг задавалась этим незатейливым, но настойчивым вопросом. Словно она вслед за девушкой забыла все, что только что здесь было. А Лаванда и правда забыла, в воспоминаниях не было для нее ничего ценного, стоящего. Она многих уже забыла, забыла создателя, забыла себя... В этом было что-то ненормальное, но почему бы, собственно, и нет?

Может быть, Лаванде показалось, а может, гость действительно пытался разглядеть ее в ее глазах. Она не понимала, зачем, да и не хотела понять. Но все же пристально вгляделась в его глаза, словно это было неким ритуалом знакомства. Там, за этими странными глазами, переливающимися всеми цветами радуги, Лаванда разглядела тюремную решетку, толстые стальные прутья которой впивались в чужую душу... Она мотнула головой, прогоняя странное видение. В Бреду могло почудиться все, что угодно.
- Са-ма-ель, - повторила она по слогам. Имя не вызывало никаких ощущений, словно было искуственным, придуманным впопыхах кем-то страшно глупым, - Действительно, это не ты. Не-ты. Совсем не похож.
- А я вот не знаю своего имени, - продолжила она, дружелюбно скалясь, - Но все почему-то зовут меня Лавандой.
Последнюю фразу она произнесла как-то обескураженно, словно и вправду не знала, почему ее так называют. Это было страшно, страшно глупо и ... бредово.
- Я думаю? О тебе, конечно же. Это мое призвание, думать о других, моя профессия. Знаешь, ты интересный. Но совсем-совсем мне не нравишься. Ты... весь какой-то надуманный, понимаешь?
Конечно, не понимаешь... Еще никто и никогда не понимал, - необычно философски додумала она про себя.

Отредактировано Лаванда (2009-06-11 00:18:06)

Как я и думала. Совсем не понял.
Он явно ставил себя выше Лаванды, он даже намеренно подчеркивал это, видимо, из каких-то личных соображений. Лаванда ничуть не обиделась, только посмотрела на него удивлено и заговорила громким шепотом:
- Знаешь, сейчас я расскажу тебе мааааленькую тайну, - здесь она с умным видом кивнула головой. - Таких как ты - множество, вы приходите сюда и говорите со мной о том, о чем хочется говорить вам. Я охотно позволяю вам это, потому что мне самой сказать нечего. Вы сначала смотрите удивленно, потом шарахаетесь, потом называете меня глупой, вот как ты сейчас, или сумасшедшей. Вы все думаете одинакого. Вы говорите, что я ненастоящая, выдуманная, искуственная. Я не возражаю. Но знаешь, потом вы уходите и не возвращаетесь. А та другая - ее имени я сейчас не вспомню, но вы считаете ее разумной - говорит, что вы умираете. Знаешь, сколько раз я умирала? Тысячи. Вы убиваете меня, потому что вам так хочется, но я возвращаюсь. А вы - нет. У меня нет ни малейших оснований считать себя вымыслом, я постоянна, я всегда здесь. А вот вы, как ни крути, похожи на беспорядочные виденья сумасшедшей.
Вы все считаете себя здесь хозяевами, но эта реальность - моя, что бы вы там не думали. Здесь я могу больше, чем вы, и даже больше, чем вы в своей реальности. Вы приходите и уходите, ваши лица мелькают каскадами, они не представляют никакой зрительной ценности. В этом мире вы - только тени, приходящие и уходящие, ничем никому не запомнившиеся. Но когда вы уходите, вы продолжаете помнить меня, понимаешь? Значит, для вашей памяти я чем-то ценна.
Вы так кичитесь той, вашей реальностью, но, если она так хороша и совершенна, зачем же вы толпами рветесь сюда? Вы рассказываете мне, что ваша реальность ужасна, что она несправедлива, зла и уродлива, но все равно считаете ее настоящей.
Лаванда сделала паузу, запустила руку в карман, извлекла оттуда карамельку и отправила ее в рот. Затем взглянула на него и, вытащила из кармана еще одну, протянула сладость ему.
- А ты, ты немного не такой, как они. Ты... нет, не странный. Я не знаю, как это сказать, чтобы ты понял. Ты... надуманный.
Она вздохнула, зная, что все без толку. Она не помнила, что повторяла это каждому своему гостю, нет, она едва помнила общие черты своих гостей. Себя же она не помнила совсем.

Она честно попыталась осмыслить то, что он сказал. Она молчала, не перебивала его, не мешала и не помогала. Слова скользили, запоминаясь лишь самую-самую малость, лишь настолько, чтобы она могла его понимать. Наверное, у него была собственная философия, наверное, он понимал мир по-своему, не так, как она. Хотя... она ведь не понимала этот мир вовсе.
Нужны ли они мне? Вопрос мгновенно затерялся в сознании, полностью, совершенно забытый. Она не хотела помнить то, что могло бы причинить ей боль, просто не желала. Она уже забыла, что сама она никогда ничего не хотела, что ей просто приказали - Слушай их, помогай им, будь с ними! - а она не умела возражать.
"Они" были для нее большим и размытым серым пятном, тенью реальности. Они забывались, а она помнила только удары, крики, обвиняющие слова. И особенно одно, самое-самое яркое: "Сумасшедшая". И общее их положение - "Я хозяин, ты - слуга". Он был несомненно прав - люди делили себя на слуг и хозяев чисто автоматически, без злого умысла. Этого деления здесь не было, но здесь были те, кто делил. Она на секунду поняла, насколько сильно привыкла к их истинам, глупым и неуместным в этом мире, и ... тут же снова забыла.
Он устраивает дождь из сладостей, а она чуть наклоняется вперед и ловит прозрачный леденец. Его леденцы не имеют цвета, они как будто стеклянные. Возможно, для него это естественно. А для нее - отвратительно. Она отпускает леденец, и он летит вниз, где медленно растет и вскоре превращается в облако. Огромное, темно-серое, грозовое, оно тут же проливается дождем и выливает себя на землю полностью, до последней капли. Она не видит этого, неожиданные молчаливые слезы застилают ей глаза.
Ты просто хочешь отличаться от других, - делает вывод она. - Вы все этого хотите.
Она ловит его слова и замечает их нестыковку с ее пониманием мира. Смерть - счастье? - думает она безучастно. - Они говорили по-другому. Она искренне улыбается, ее слезы мгновенно высыхают. Глупые, глупые люди. Вы даже не знаете, чего хотите.
- Я не знаю, что такое счастье. Прости, но я не могу ответить на твой вопрос, - она искренне сожалеет, в ее взгляде появляется настоящая, человеская тоска. Но она об этом не знает. - Вы говорите, это то, ради чего стоит жить. А у меня даже никто не спросил, хочу ли я жить. Понимаешь?